Порог резистентности [СИ] - Страница 41

Рада вскочила и смешалась с толпой.

В это время у биоузлов разгорелся нешуточный конфликт. Рослый, мускулистый арестант орал на плешивого коротышку. Рада не могла разобрать слов, он тонул в возбужденном гуле сидельцев, собравшихся вокруг них. Ей вдруг показалось знакомым жалкое лицо того, кто слабо пытался защищаться. Она попыталась рассмотреть его из-за чужих спин, но пару секунд спустя несчастный уже очутился на полу. Сокамерники радостно ахнули и одобрительно заулюлюкали, точно на турнире по боксу. Здоровяк остервенело метелил его.

Никто не пытался помочь несчастному. А вдруг с ней бы случилось то же самое, неужели никто даже не попытался бы ее защитить? От этой мутной, тревожной мысли ей вдруг стало страшно. В ее мире не было насилия. Мальчишки если порой и дрались, то делали это беззлобно, просто играли. Как дерутся взрослые мужчины, она не видела даже в гигаполисе. Насилие вогнало ее в ступор. Ей хотелось лишь одного: стать незаметной, раствориться и исчезнуть, чтобы больше не видеть этого.

Работая локтями, Рада вывалилась из толпы и увидела Ларина неподалеку от кормушек. Журналист тискал крепкую ширококостную девку. Его "дама" стонала и выгибалась, упираясь в стену обеими руками, ни капли не стесняясь окружающих.

Пока Рада растерянно соображала, что теперь делать, журналист закончил и, издав последний утробный стон, отвалился от девахи, поощрительно шлепнув ее по заду. Он тяжело дышал, на плечах и спине блестели капли пота. Заметив Раду, Ларин натянул штаны и подошел ближе.

– Есть хочешь? – буднично спросил он. – Давай, пока свободно. Загубник при себе?

– Не хочу.

Он вдруг прищурился и жестко сказал:

– Слушай, хватит ломаться. Хреново тут, конечно. Но не надо все усложнять еще больше. Я, вообще-то, к тебе в няньки не нанимался.

Недавняя сексуальная партнерша повисла у Ларина на плече, с интересом рассматривая Раду.

– Эй, мог бы и повежливее с девчонкой, – сказала она приятным низким голосом. – Меня тоже в первые дни с тюремной фуду воротило.

– Не лезь, – коротко ответил журналист. – Тебя не спрашивали.

Девушка картинно закатила глаза и оттолкнула его.

– Да пошел ты! Всякий кобель тут будет мне указывать.

– Засохни, Иззи.

– Посмотрим, как ты через пару дней запоешь, когда сперма в голову ударит! Не слушай его, подруга. Я Иззи. Изабелла.

– Рада.

– Угу, я тоже. А зовут-то тебя как?

– Меня так зовут – Рада.

Девушка захихикала.

– Прости, подруга, не сразу въехала. Короче, обращайся, если что. И не давай этим кобелям командовать. Много тут… желающих.

За спиной снова послышались вопли.

– В штаны наложил, урод!

– Он же весь пол обгадил!

– К Шаю его!

– Мочить козла надо!

– Пусть Шай решает, что с засранцем делать.

Толпа рассыпалась, образовав широкий круг вокруг несчастного. На полу в крови и собственных нечистотах копошился тот самый коротышка.

В круг вышел смуглый горбоносый человек. Коротконогий, с крепкой бычьей шеей и глазами навыкате. К похожему на пень безрукому телу были приделанные мощные верхние робоконечности. Протезы не были прикрыты ни пластиком, ни искусственной кожей, отчего выглядели особенно страшно.

Камеру затопила тишина, лишь где-то вверху хлюпало, да шипели биоузлы.

– Знаешь, кто я? – спросил безрукий.

Бедолага затравленно кивнул.

– А ты кто такой?

– А-а-алекс.

Рада вдруг узнала в перепачканной, изломанной фигуре бывшего начальника станции. Она повернулась к журналисту:

– Это же доктор Штерн!

– Да.

– Но… Ты же его знаешь!

– Знаю. И что?

– Почему ты их не остановишь?

– Потому что здесь каждый сам за себя, – жестко сказал он.

Киборг Шай возвышался над Штерном, неторопливо роняя слова:

– Ты испортил воздух. Теперь сто двенадцать человек будут дышать твоей вонью еще пятнадцать часов.

– Шай, я просил, чтобы меня пропустили и… Это все Слон!

– Что Слон? Слон – животное полезное.

– Если бы не он… – Штерн закрыл лицо руками и замолчал под тяжелым

взглядом горбоносого.

– В расход его! – приказал Шай.

Несколько пар рук вцепились в бывшего профессора, и под торжествующий ор толпы его потащили к биоузлу. Штерн завыл как недобитое животное.

– Сделай что-нибудь! Его же убьют! – Рада схватила журналиста за рубаху. – Останови их! Тебя послушают.

Покрытое шрамами лицо Ларина скривилось, но он ничего не ответил, лишь скрестил руки на груди. Раде хватило секунды, чтобы принять решение.

– Подождите, Шай! – крикнула она, пытаясь перекрыть гул толпы. – Оставьте его, дайте мне сказать!

Человек-киборг с удивлением взглянул на нее и одним жестом остановил разбушевавшихся арестантов.

– Ну, говори.

– Простите его. Нельзя же так! – Рада вдруг поняла, что больше ста человек смотрят на нее. – С каждым… могло. Доктор Штерн… Он… он – ученый и хороший человек!

– Что тебе до него? Кто он тебе? Отец, брат, любовник? – презрительно усмехнулся горбоносый. – Никто не имеет право сбрасывать шлак прямо здесь. Не уважает себя, хрен с ним. Но он не уважает нас и наш общий дом. Значит, придется научить.

– Вон тот, Слон, и так уже… научил, – совсем тихо сказала Рада. – Пусть уберет за собой и живет дальше. Дайте ему шанс!

– Как раз это я и собираюсь сделать. Дам ему шанс свалить отсюда. Через задний проход. Глядишь, на этот раз у засранца получится.

Рада открыла рот, но сказать ничего не успела. Сильные руки сжали ее так, что не вздохнуть.

– Молчи! Не высовывайся, – прошипел Ларин и громко сказал: – Не обращай внимания, Шай. Она еще не очухалась после анабиоза.