– Твоя соска, Тимур?
– Моя.
Раде попыталась вырваться из крепких объятий. Но журналист лишь теснее прижал ее к себе.
– Люблю таких, бойких, – весело сказал Шай. – Смотри, как бы делиться не пришлось.
Он повернулся к остальным и скомандовал.
– В биоузел черта!
Толпа радостно взвыла и устремилась вперед. Бывшему академику скрутили руки за спиной и начали запихивать в тесную щель биоузла вниз головой. Штерн вопил и извивался.
Рада заплакала.
Послышалось шипенье и бульканье, а когда тонкая кожистая перемычка распахнулась, биоузел был пуст.
Толпа моментально рассосалась. Представление закончилось, жизнь возвращалась в обычное русло. По приказу Шая несколько женщин начали наводить порядок. У кормушек и биоузлов снова зазмеились очереди. Только та щель, где бесследно исчез Штерн, оставалась незанятой.
Журналист все еще прижимал Раду к себе.
"Он поломал тебе жизнь!" – всплыли вдруг мамины слова. Точно жизнь это игрушка, которую можно сломать.
– Очухалась? – хмуро спросил Ларин, отпуская ее. – Нельзя так себя вести. Говорят, Шай убил больше людей, чем здесь сидят.
– Ты боишься его?
– Нет. Но это не значит, что нужно лезть на рожон. Хочешь выжить – держись рядом со мной.
– Почему?
– В их системе координат я нахожусь примерно в одной плоскости с Шаем…
– Ты такой же! Для тебя нет разницы – клеветать на хороших людей или засовывать их в биоузел.
Он скривился:
– Да все с твоим Профессором…
– Я сбегу отсюда! – перебила его Рада. – Тут место только для таких, как он и ты! Сбегу! Пророю стенку корабля, пока она мягкая, и выберусь на другой стороне.
– Удачи! – ухмыльнулся Ларин. – Думаешь, никто не пробовал? Ты даже не знаешь, что там – отсеки корабля, внутренности инопланетной твари или открытый космос. Пропадешь, и дело с концом. Впрочем, не буду отговаривать. Твоя жизнь, не моя.
Она кусала губы.
– Тогда… Тогда я научусь есть эту гадкую фуду, научусь драться за место у кормушки, чтобы выжить и долететь. Чтобы дождаться, пока Стеф заберет меня.
– Ты серьезно? Погоди, так ты все еще думаешь… – он расхохотался. – Детка, разуй глаза. Никто за тобой не придет и никуда не заберет. С каторги не возвращаются. Это как же нужно было запудрить тебе мозги, чтобы ты до сих пор верила, что он тебя спасет? Он умеет манипулировать сознанием так же хорошо, как и Внешкой? Или это какие-то аутерские технологии? Наркотики, подавляющие волю?
– Что ты несешь?
– А вот что, детка. Клевери твоего даже в природе не существует.
– В каком смысле?
– В прямом. Умер он. Двадцать восемь лет назад. В возрасте двух недель от роду.
– Не может быть!
Тимур развел руками:
– Это было установлено в ходе следствия. Так что основными фигурантами дела стали Штерн и ты. Откуда ты вообще такая взялась?
Он вдруг замолчал, что-то обдумывая, потом потрясенно уставился на нее.
– Погоди-ка… То есть, все эти разговоры про родителей-прими не просто красивая легенда? Ты действительно прожила большую часть жизни в джунглях?
– При чем здесь мои родители?
– При том. Вдолбили тебе, что нужно верить людям, да? Про долг и честность, и что любовь существует… Равенство, братство и прочая чепуха, верно?
– Откуда ты…
– Держали в своем лесу, как золотую рыбку в аквариуме, а потом бросили в бассейн к акулам.
– Никто. Меня. Не бросал, – как можно спокойнее сказала она. Слезы подступали к горлу. В груди горело так, точно проклятый журналист ударил ее отравленным ножом, и яд расползался по телу, заполняя каждую клетку.
Тимур ее не слушал.
– А я-то хорош! Не просек фишку. Совсем нюх потерял. И уже ничего не исправить.
Она встала и пошла прочь. Остановилась и сказала через плечо:
– Не думай, что ты все про меня понял. Ты ничего обо мне не знаешь. Впрочем, неважно. Я все равно сбегу, вот увидишь.
На следующий день она сделала вид, что не заметила Тимура, который призывно махал рукой у кормушки. Пристроилась в конец очереди и уставилась в бритый затылок впередистоящего заключенного. Вышло глупо и по-детски демонстративно, типа "из рук врага ни крошки!". Она кожей чувствовала насмешливый взгляд журналиста.
– Ну и пусть, – сердито прошептала Рада. – Мне наплевать на тебя, слышишь?!
– Что? – обернулся к ней тот, что впереди. – Ты мне?
Рада отрицательно мотнула головой. Тощий вертлявый мужик смерил ее плотоядным взглядом и вдруг подмигнул.
– Симпатичная… – масленым голосом протянул он. – Познакомимся? Я Стиг.
Рада закусила губу и уставилась в пол. Лучше бы этого сунули вчера в биоузел, а не безобидного Штерна!
– Гордая? – удивился вертлявый. – Ладно, потом сама прибежишь.
Он длинно сплюнул на пол и отвернулся. Рада тихонько выдохнула сквозь стиснутые зубы.
Очередь двигалась на удивление быстро, и скоро гофрированная, неприятно теплая трубка оказалась в руках Рады. Она вспомнила про индивидуальный загубник, торопливо приладила его и, зажмурившись, сунула в рот. Гадкая масса толчком выдавилась из трубки, и Раду чуть не вывернуло наизнанку. Горло упрямо сжималось, не желая принимать фуду.
Она уже готова была сдаться, но перед глазами возникло сочувствующее лицо Стефа и, словно наяву, прозвучал его голос: "Держись, Ра! Сделай это для меня, пожалуйста!"
"Я люблю тебя", – всхлипнула Рада и заставила себя сделать первый глоток.
Обрадованный желудок взорвался чувством голода, мгновенно заглушившим отвращение. Рада принялась с жадностью поглощать питательную массу и никак не могла остановиться.
Она отвалилась от трубки, как насосавшаяся пиявка, и громко рыгнула. Голова кружилась, ноги подкашивались. Рада, шатаясь, побрела прочь от толпы – найти спокойный уголок, свернуться калачиком и…