Порог резистентности [СИ] - Страница 115

115

Потом разжал свои жесткие объятья и бережно опустил ее на пол. Все плыло перед глазами. Рада задыхалась, потому что жидкий огонь перетек в легкие. Она жадно хватала воздух ртом, точно рыба, выброшенная на берег. Голова горела. Боль ветвилась внутри, тонкими нитями прошивая мозг.

– Что ты сделал?

– Ты поймешь. Должно пройти немного времени, чтобы ты адаптировалась к афики.

– Что такое афики?

– Модифицированные амебы. Они поселятся в оболочках твоего мозга и переформатируют его так, как нам нужно.

– Что?

– Все будет хорошо. Тебе не стоит сопротивляться. Постарайся уснуть.

Рада закрыла глаза и уже больше не смогла открыть их. Веки слиплись, ресницы переплелись, проткнули кожу, срослись с нервами. Я умираю, мысленно сказала Рада своему альтер эго, ты довольна?

Биши нзунге, живущая в ее голове, молчала.

Рада неслась на огромной скорости по ярко-оранжевой трубе, а вокруг кружились обрывки ее прошлой жизни и родовой памяти Ра. Они складывались в сложный мозаичный узор, дополняли друг друга как кусочки пазла. В какой-то момент Рада поняла, что находится внутри себя, что оранжевая труба – ее собственные вены и артерии. Она раздвоилась и стала целым миром, который заключал в себя ее и все ее прошлые жизни. Рядом был кто-то еще. Рада оглянулась и впервые увидела биши Ра. Неуловимо похожую на нее самку нзунге бесконечный полет приводил в полный восторг, ее налившиеся соком крылья трепетали, издавая пронзительный треск.

Сознание возвращалось по частям. Сперва звуки. Рада услышала голоса нзунге. Кое-как разлепила тяжелые веки, но никого рядом не было. Только голоса, тысячи голосов. Она слышала каждый в отдельности и могла обратиться к каждому. Она была в курсе всего, что происходило в семье!

Биши Ра блаженно вздохнула, впервые за долгое время ощутив прилив сил и энтузиазма. Как в тот день, когда она вышла из кокона после метаморфоза.

Голова пухла от боли и голосов, на губах чувствовался соленый привкус крови.

– С пробуждением, сестра, – сказал Оши. – Ра прекрасна!

Ра оглянулась. Рядом никого не было. Она осмотрела себя, но тело ее осталось прежним. Нзунге не знают сомнений. Мтцубиши сказал, что семья приняла ее, значит, так и есть.

– Возвращайся к людям, сестра. Будь рядом. Слушай. Семья счастлива приветствовать тебя.

Эфир расцвел стрекотаньем. Она больше не одна! Жизнь перестала казаться трудной и страшной. Жалкие человеческие эмоции сменились непреодолимым желанием подчиняться. Умереть ради нзунге, отдать всю себя до последней капли, чтобы никогда не терять восхитительное чувство принадлежности к семье.

5

– Ты уверен, что он разморозится? – в который раз спросил Тимур.

– Как тебе сказать… Это зависит от многих факторов, – уклончиво отозвался Риф. – Видишь ли, Тимурка, "противоядие" я, можно сказать, нашел, но на людях его не испытывал. Только на мышах. Да и то, не слишком успешно.

– Каких мышах?

– Тут есть подземные грызуны, что-то вроде мышей. Вот я их и ловил на опыты. Ну и, опять-таки, дополнительные белки, – он понизил голос. – Только Радушке не говори, она этого не любит, питается исключительно растительной пищей.

Мужчины сидели в другой комнате. Но благодаря амебам-афики, которые вживил ей Гошка, Рада могла не только подключиться к волне, на которой общались нзунге. Ее слух обострился настолько, что при небольшой тренировке мог бы заменить зрение. Как только боль в голове улеглась, Рада смогла вычленять звуки по своему желанию. Перебирать их, переходить с одного на другой, словно переключая каналы. Поначалу это отнимало почти все силы, словно мозгу не хватало ресурсов. Движения стали замедленными, она могла подолгу сидеть, уставившись в одну точку. Отвечала не сразу и невпопад, но Риф обратил внимание лишь вскользь. Он был полностью поглощен появлением брата и его каторжной компании. Спустя пару дней Рада приспособилась к своему новому состоянию. Это было даже забавно: быть в курсе всех новостей семьи, переговариваться с подругами. Ощущать себя частью целого.

Вскоре выяснился еще один побочный эффект. Она почти перестала спать. Достаточно было подремать в течение небольшого отрезка времени, чтобы полностью восстановиться. Но даже и в эти моменты она не отключалась полностью, продолжая слышать все, что происходит вокруг. Вот и сейчас – услышав свое имя, она окончательно проснулась. Даже в легком плаще было жарко. Хотелось скинуть его, открывая кожу. Но Риф умолял ее не делать этого рядом с другими людьми.

Рядом тихо дышала Стерва. Рада пощупала ее лоб. Сутки назад жар начал спадать, женщина перестала метаться в бреду, но в сознание еще не приходила. В соседней комнате храпели остальные каторжники. Только двое братьев не спали, ведя бесконечный разговор.

– Так вот. Ткани мышей, Тимурка, возвращались в первоначальное состояние без всяких проблем. А что с товарищем твоим будет, не знаю. Может и разморозится, но вот очнется ли? Даже если и придет в себя, то ненадолго. Боюсь, его ранения несовместимы с жизнью. Так стоит ли вообще?…

Тимур кивнул.

– Лучше уйти по-человечески, чем вот так… Окажись я на его месте, предпочел бы смерть.

– Как скажешь, – вздохнул Риф. – Если бы я только знал, что Сегура втянет тебя в свою авантюру! Прости, Тимурка. Отсюда все видится по-другому.

– Проехали, – махнул рукой бывший журналист. – Только одного я не пойму, если аутеры обладают общинным интеллектом, как он мог пойти против своих? Разве он не должен слепо подчиняться решению большинства?

– Нет, не должен. То, о чем ты говоришь, это групповой интеллект, как у нзунге. Семья действует как единый суперорганизм. Они собирают информацию и принимают решения сообща. У них нет собственных решений, а желания сводятся к удовлетворению физических потребностей. Они не выбирают, кем быть, просто рождаются с заложенной кастовой программой, по решению семьи, которая определяет, кто сейчас нужнее для выживания. На каждой касте лежат специфические социальные функции. Жизнь, работа, питание, размножение, защита – все подчинено определенным ритмам. Можно сказать, что они являются заложниками высокоструктурированной системы со строгой иерархией. У нзунге нет индивидуальности, нет понятия "я". У них нет личных привязанностей, все члены семьи взаимозаменяемы, и, по большому счету, они не могут по-настоящему сочувствовать друг другу. Смысл имеет лишь то, что хорошо или плохо для всех.

115