– Куда? – не понял Ларин.
– Ко мне.
Он оглянулся на Слона в плотном кольце баб.
– Мне нечем заплатить.
– Забыл? Я не обслуживаю мужчин. Я сама выбираю, кого захочу.
Как только они с Слоном начали выдавать на-гора по две нормы, их тут же разделили. Видимо, чтобы жизнь маслом не казалась. Тимура приставили к двум инвалидам: Шаю и Штерну. Киборг-убийца заявил, что он в жизни ничего кроме женщины и оружия в руках не держал и не собирается. Пару раз в день он доходил до забоя, минут пять наблюдал, как корячатся бывший журналист с бывшим доктором наук, и шел обратно в теплое нутро блока. А Штерн вместо работы причитал, ныл и бесконечно жаловался.
– Что за чушь, – говорил бывший начальник антарктической станции. – Согласитесь со мной, Тимур. Ладно, каторга – работа за еду, ограничение личной свободы и все такое. Но почему нужно заставлять нас трудиться, точно в каменном веке, самыми примитивными способами?
Ларин и сам задавался таким же вопросом. Зачем все эти крюки, сани-волокуши, вагонетки, вручную заталкиваемые в пространник? Одни говорили, что на проклятой планете не работают никакие механизмы. Но плазменный резак легко опровергал эту теорию. Другие считали, что звук работающих моторов привлекает снегожорок, и поэтому, когда вся первая партия осужденных погибла, технику отсюда вывезли.
Отрывочные сведения насчет той первой партии вообще были противоречивыми. Ходили легенды, что, попав сюда, каторжники столкнулись с пришельцами. Не аутерами или снегожорками, а представителями совсем другой расы, которых, как и людей, пригнали сюда добывать лед. Так или иначе, первая партия погибла полностью. Да и несколько следующих тоже. Единственным долгожителем был Гросс, остальные "старички" прибыли лет пять-шесть назад.
Тимур с трудом удерживал в ослабевших руках резак. Впахивал он за двоих, а получал меньше, чем раньше. На бригаду из трех человек едва удавалось выполнять две нормы. А ведь половину своей пайки он по-прежнему отдавал в женский блок. Желудок снова подводило от голода, а еще приходилось выслушивать нытье Штерна. Долбаный профессор! Вместо того чтобы пахать, языком чешет, как на кафедре.
– Мне наиболее правдоподобной кажется версия "психологического давления". Знаете, Тимур, я понял, никакого смысла в отсутствии техники нет. Просто наказание должно быть суровым. Вот и все. Но почему такое неравноправие? Почему… – Штерн оглянулся и понизил голос. – Почему вы ничего не скажете этому уголовнику Шаю или нашему начальнику? Нельзя же так. Я уже пожилой человек, а у вас серьезные проблемы со здоровьем…
Тимур молча поднял резак. Пронзительно-белый луч скользнул по льду, оставляя за собой ровный разрез. Штерн наконец-то захлопнул пасть, зацепил крюком глыбу и потащил в сторону волокуши.
Частое дыхание оседало на внутренней поверхности маски мельчайшими капельками, тут же превращающимися в иней. Каждые десять минут приходилось откладывать резак и очищать маску.
Тимур стянул рукавицу, осторожно просунул палец под нижний край маски и торопливо протер светоотражающее стекло. Лицо защипало, а кисть руки точно в кипяток окунули. Тимур поскорее восстановил целостность одежды, и только тогда перевел дух. Спасибо еще, перед самым арестом Гердт успел организовать ему курс аутолимфоцитотерапии. Если бы не это, Ларин давно бы был трупом. А так – хватало двух таблеток, чтобы пережить очередные сутки. Но препараты, разрешенные к провозу в личных вещах с Земли, подходили к концу. Открытия аптеки на Фригории в ближайшее время не планировалось. Вот и выходило, что по-любому конец Тимуру, чего бы он там ни обещал девочке-с-глазами.
Штерн впрягся в волокушу и, кряхтя, начал неблизкий путь к вагонеткам. Надо догнать его, подумал Тимур, а то проваландается лишних полчаса. "Следующий рейс – твой, – ехидно сказал внутренний голосю. – Заткнись, – оборвал его Тимур. – Не хочу об этом думать!"
– Жмур, мать твою растак! Без пайки останешься, снегожоркин хрен. Харе воздух гонять! Норму не выполним – минус с тебя, сам знаешь!
Неслышно подошедший Шай стянул маску, сплюнул на снег. Тимур невольно передернулся – для него такой фокус закончился бы в лучшем случае обмороком. В худшем – комой или смертью. В худшем ли? Покончить со всем разом – заманчиво… Ладно, это всегда успеется.
Не ушел, значит, урод с биомеханическими руками, решил повыделываться, сволочь! В последние пару дней Тимура так и подмывало сцепиться с Шаем, но это вам не мелкий пакостник Крот. Тимур прекрасно помнил, как в первые дни полета ублюдок голыми руками сломал шею одного из сокамерников. Как раз после этого их и потравили, как тараканов. Штерн, прошедший несколько раз через пищеварительную систему корабля, об этом не помнил. Он теперь вообще мало что помнил, и первое время считал, что он все еще начальник полярной станции в Антарктиде, пока Тимур не разъяснил ему что к чему.
Когда последняя глыба оказалась в вагонетке, Ларин уже ни о чем не думал, сосредоточившись на том, чтобы не упасть. А до конца смены часа два, не меньше! Он спрыгнул с заполненного вагончика. Штерн тяжело дышал, привалившись к вагонетке.
Шай, лениво наблюдавший за погрузкой, снова снял маску, утер лицо и протянул насмешливо:
– Что, сдох, Жмурик? Блогер-шмогер! Все вы, головастики, только и можете, что…
Тут он мучительно закашлялся, судорожно, со свистом втягивая ледяной воздух и сотрясаясь всем телом. Откашлявшись, длинно сплюнул, махнул рукой и побрел в сторону жилья. На снегу осталась красная клякса.
– Сам не сдохни, – проворчал Тимур. Воспаление легких. Не жилец. Как и ты, старик, как и ты…