Ух-ух. Ух-ух.
Рада прислушалась.
Что это? Сердце инопланетной чудо-рыбы или двигатели космического корабля?
У-ух. У-ух. У-ух.
Да это же мое сердце, догадалась она. Все, что я могу- слушать, как бьется мое собственное сердце.
Паузы между ударами сердца становились все дольше… С каждым новым толчком вокруг будто бы светлело… Рада не заметила, как память унесла ее во влажные леса Амазонии…
Птичий гомон безжалостно врывается в теплый утренний сон. "Ток-ток-ток. Ток-ток-ток, – вежливый голос справа. – Утро пришло!". Рада переворачивается на другой бок. "Тр-р-р-р! Пора вставать! Тр-тр-тр-р-р-р!" – недовольно верещат слева. "Ох-хо-хо-хо!" – громко причитают над самой головой. – Не дадут девочке поспать. Ох-хо-хо!". В спор птиц вклиниваются любопытные обезьяны.
Да ладно вам, встаю уже, думает Рада.
"Не ври! Не ври! Не ври!" – отвечает ей назойливая птица.
И так каждое утро. Еще солнце не успеет вызолотить верхушки деревьев, а неугомонные твари уже тормошат ее.
"Ток-ток. Ох-хо-хо! Тр-р-р-р! Не ври! Не ври, не ври, не ври!".
Не открывая глаз, она слушает тихий шелест первых тяжелых капель дождя по тростниковому навесу и пальмовым листьям. Назойливое оханье прекращается, птица шумно хлопает крыльями и летит прочь. Вода, льющаяся с неба, набирает силу. Пузырится, булькает, бежит потоком вниз с холма. Домой, к реке! Плотные струи разгоняют назойливых птиц. Рада благодарно улыбается ливню и хочет вновь соскользнуть в сон, но сверху падает теплая капля, катится по щеке. За ней другая, третья. Крыша, как нарочно, прохудилась прямо над ее гамаком. Хотя какая это крыша? Крыша бывает у хижин в поселке, а их племя – восемь семей – живет круглый год в лесу под навесом из веток и пальмовых листьев.
Рада легкой птицей выпархивает из веревочного гнезда. Женщины, хлопочущие у очага, смеются, глядя, как она утирает лицо волосами. Мама одной рукой придерживает на правом бедре малыша Роми, левой что-то размешивает в горшке.
Рада утыкается лицом в мамин теплый живот, прижимается к ней. Весь мир принадлежит ей! Натертая маниока в миске, довольное гуканье младшего брата, тянущегося к маминой груди, женские руки, ловко разделывающие кролика. Шум тропического дождя, оранжевые лепестки огня в очаге, беспрерывный треск птиц. Разговоры мужчин, собравшихся в деревню, дети, играющие на устланном листьями полу, гладкий язык собаки, облизывающий твои ноги. Все на своем месте. Можно, подхватив кувшин, бежать на реку за водой.
Выскочив из-под навеса, Рада раскидывает руки, подставляет лицо тугим теплым струям. Ливень тычет в нее мокрыми пальцами, дразнится, совсем как Васко. С ним Рада дружит давно и крепко, он ей почти как брат.
Васко тоже проснулся и теперь смотрит, как она пьет дождь, издавая смешные булькающие звуки горлом. Интересно, он думает, что она может выпить всю черную, вспыхивающую молниями тучу? Или боится, что Рада лопнет и превратится в бурную коричневую реку? Васко девять, но его не взяли на охоту, потому что вчера, стреляя из лука по кузнечикам, его братишка попал Васко в ногу. Дырка от стрелы все еще болит и сочится сукровицей, но он и думать о ней забыл, хотя вчера выл, как тапир, на коленях своей матери. Он не трус, просто вытаскивать из ноги стрелу ужасно больно, это все знают. Плакать от боли не стыдно.
Васко смотрит на подругу и тоже высовывает язык, ловит угасающие струйки воды. Напившись, он хлопает себя по животу и говорит:
– А теперь купаться!
Он, прихрамывая, бежит по тропинке к спуску с холма. За ним устремляется детская ватага. Рада делает несколько шагов, оборачивается, вспомнив, что вчера из поселка пришла новая семья. Девятая. У них есть девочка Ханна, которой тоже семь лет, как Раде. У нее красивые рыжие волосы и конопушки на носу и щеках, живущие своей, отдельной от остального лица, жизнью.
Вчера Рада хотела поиграть с ней, но та не отходила от своей матери. Рада пыталась мысленно коснуться ее, но сознание девочки оказалось переполнено страхом. Резким и громким. Слушать ее было одно мучение.
Рада кусает губы, смотрит вслед Васко и другим ребятам. Вздыхает и возвращается в хижину. Находит рыжую.
– Мы – купаться! Хочешь с нами?
Девочка смотрит испуганно, поворачивается к матери, такой же худой и рыжей, только очень высокой:
– Мам, можно?
Раде непонятно – зачем спрашивать об очевидном?
– А взрослые с вами будут? – обращается к ней большая "Ханна", так и не ответив на вопрос маленькой Ханны. От удивления у Рады широко открывается рот. Зачем взрослые? Если человек умеет ходить, за ним не нужно присматривать. Пусть изучает мир, в котором ему жить. Проголодается или захочет обнять маму – сам придет.
Рада смотрит на свою маму, не зная, как объяснить этой взрослой тетеньке то, что и так всем понятно.
– А вдруг что-то случится? Вдруг они подвернут ногу, или наступят на змею, или… не дай Бог, утонут! – Ханнина мама бледнеет и крепко прижимает к себе дочь. Рада хмурится, не понимает. Зачем им делать такие глупости?
Женщины наперебой начинают объяснять новенькой, что у нее нет причин не доверять своему ребенку. Рада смотрит на рыжую девочку, некрасиво распялившую рот, готовую вот-вот разреветься. Потом твердо берет за руку и тащит за собой.
Ханна медленно семенит по тропинке, то и дело оступаясь на скользкой глине. Может, ей совсем не хочется купаться? Рада оглядывается, ждет. Человека не понукают как животное. Не торопят его, не указывают, что делать.
Вот и край холма. Слышен шум водопада и крики ребятни, плещущейся в речушке.